Название:
Игра с чужой раздачиФандом:
Отблески ЭтерныЖанр:
джен, АУ, драма, харт-комфортДисклеймер:
все права на мир и героев принадлежат В. В. КамшеОт автора:
написано на заявку Внекруга Скал AU. Временные несоответствия. Робер и Альдо ровесники, не на много старше Ричарда и Валентина. Все четверо оказываются в Надоре за пару месяцев до восстания и умудряются спасти опять рискнувшего и вляпавшегося Рокэ Алву. <...> После подавления мятежа Рокэ забирает мальчиков к себе для неизвестного Заказчикачитать дальше"Кто-то играет на деньги, а я на свою жизнь – единственная достойная ставка. По крайней мере, для меня."
(с) Рокэ Алва
- Успокойтесь, маркиз. Ещё ничего не потеряно.
- Мне бы ваши нервы, Вальтер... Это же закатная тварь, а не человек! Всякий раз после разговора с ним я чувствую себя так, будто побывал на допросе в Багерлее. Мне кажется, он обо всём догадался и просто играет с нами.
- Вряд ли, иначе бы он уже мчался в Олларию с донесением. Но я согласен, его явно беспокоит, что в Надоре собралось столько наших. История с "приглашением на праздник" оказалась не слишком убедительной.
- Он что-то подозревает?
- Не знаю, но мне не нравится его настойчивость. Он побывал во всех лагерях и сунул нос в каждую оружейную. Его несколько раз видели беседующим с солдатами и даже с конюхами. Не сегодня-завтра кто-то из них может проболтаться.
- Что они могут знать?
- Не так уж много, но Алва, к сожалению, умён. Ему хватит и нескольких намёков, чтобы догадаться, кому на самом деле подчиняется "резервное ополчение" Надора и ваша кавалерия, Морис... Мы на грани разоблачения, господа.
- Даже если так, отступать поздно - дело зашло слишком далеко. Нас спасут только быстрые и решительные действия. Ворона надо устранить.
- Слишком опасно. Ноймаринен уже настороже, иначе не прислал бы его с проверкой. Убить Алву сейчас - всё равно что расписаться в измене.
- Помилуйте, Эр-При, кто говорит об убийстве? Это будет просто несчастный случай. Надорские горы - не королевский парк, а любовь герцога к опасным развлечениям известна всем. Он может полезть на скалу и сорваться... или попасть под обвал...
- Подозрение всё равно падёт на нас.
- Подозрение - не доказательство. Всё, что от нас требуется, это затянуть разбирательство на месяц-другой. Погода плохая, по нынешним дорогам гонцы ездят небыстро, а потом начнутся паводки и Ренкваха прикроет нас от королевской армии.
- Да, время на нашей стороне... Что ж, я готов рискнуть. Ваше слово, Окделл?
- Я уже говорил и повторяю снова: я против убийства. Действуя методами Дорака, мы позорим себя и дело, которому служим.
- Эгмонт, я восхищён вашим благородством, но подумайте о детях. Что будет с ними, когда Ворон отыщет свидетельства заговора? Вы думаете, Сильвестр пощадит семьи мятежников? Нет, он будет только рад предлогу, чтобы покончить с Людьми Чести и расчистить место для своих верных "навозников". Говорю вам, если Алва уедет отсюда живым, ни ваш Ричард, ни мои сыновья не увидят лета!
- Морис прав. Герцог Окделл, поймите, мы заперты в одной клетке с волком. Либо мы убьём его, либо он погубит нас, наши семьи и будущее нашей Талигойи. Другого выхода нет. Рокэ Алва должен умереть.
***
- Она приходит в годы войны и бедствий, - вещал Альдо глухим замогильным голосом. - А с нею идут тлен, погибель и безумие - и горе тому, кто увидит след слепой подковы, который оставляет она на дорогах...
Робер фыркнул.
- Лошади на дорогах оставляют кое-что другое. И горя от него немного - только если вляпаться.
Дик сдавленно хихикнул, и даже Валентин не удержался от улыбки.
- Разрубленный Змей, вечно ты всё портишь! - обиделся Альдо. - Сам рассказывай, раз такой умный!
- Было бы что рассказывать, - Робер презрительно пожал плечами. - Чепуха всё это, крестьянские байки. Нет никакой кладбищенской лошади.
- А ты почём знаешь?
- Да я на старое кладбище ходил в новолуние, в самую полночь. И посоленного хлеба взял на приманку.
У мальчишек заблестели глаза.
- И что? - волнуясь, спросил Дикон.
- И ничего. Одни могилы, да и те травой заросли. Я до рассвета бродил - так никого и не встретил, только филина спугнул.
Дик незаметно перевёл дыхание. Будущего Повелителя Скал и хозяина Надора не должны пугать глупые страшилки, но всё-таки от рассказов Альдо у него мороз продирал по коже. Особенно если слушать их не у камина в уютной гостиной отцовского замка, а в полутёмной хижине, затерянной на юго-западном склоне Надорских гор. И хорошо, что рядом такой весёлый Робер и такой рассудительный Валентин, что в их присутствии просто невозможно бояться всякой сказочной жути.
Здорово всё-таки отец придумал - пригласить на Весенний Излом маркиза Эр-При. В Надоре так давно не было гостей, а без гостей какой же праздник? А дядя Морис привёз с собой всех сыновей. Старший из них, Арсен, собирался скоро жениться, а самому младшему, Роберу, сравнялось пятнадцать. Он уже ездил на собственном коне, а не на пони, и носил шпагу, а на будущий год должен был отправиться в Лаик, и Ричард слышал, как маркиз Эр-При договаривался с отцом, что тот возьмёт Робера в оруженосцы.
А ещё с семейством Эпинэ в Надор приехал принц Альдо Ракан. Настоящий талигойский принц, "по праву крови и по закону". Раканы правили Великой Талигойей четыреста лет назад, пока не пришёл Франциск Оллар, безродный король. Он обманом и предательством захватил Кабитэлу - и с тех пор на троне Талигойи сидят потомки бастарда, а потомки Раканов скитаются по чужим землям в ожидании часа, когда верные Люди Чести возвратят им корону, а стране - прежнее величие.
Теперь Ричард Окделл точно знал, что этот час близок. Робер выспросил у отца и по страшному секрету рассказал Дикону, что на самом деле Люди Чести собрались в Надоре не на праздник, а как раз для того, чтобы взглянуть на будущего короля и принести "малую присягу". Что такое эта "малая присяга", Дик понятия не имел, но спросить не решился - уж слишком серьёзно и торжественно горели у Робера глаза.
Впрочем, будущий Альдо Первый нисколько не важничал и вообще оказался славным парнем. Он был красивый, прямо как с картинки, и очень сильный: когда они с Робером боролись на руках, Альдо победил, хотя по годам был младше. Зато Робер лучше всех фехтовал, а в лошадях разбирался так, что сразу становилось понятно, откуда взялось его прозвище - Иноходец.
Дик немного приуныл, когда узнал, что среди гостей будет и герцог Придд со вторым сыном. Эр Вальтер, конечно, друг отца и достойнейший из Людей Чести, но Ричарду он не нравился. С дядей Морисом было тепло, от герцога Придда веяло зимним холодом, даже когда он улыбался - а улыбался он очень редко. И взгляд у него был такой тяжёлый и каменный, что под этим взглядом Дик сам себе казался вдвое меньше ростом.
С первой встречи он уверился, что и младший Придд - такая же ходячая сосулька, как и его отец. Валентин был всего на год старше Дика, но вёл себя так, что остальным сразу становилось неуютно. С Робером и Альдо было в сто раз легче: Окделл с первого же дня стал звать их по имени, и они его тоже - "Дикон" да "Дик". А этот смотрит светлыми рыбьими глазами и роняет свысока: "Доброе утро, Ричард. Благодарствую, граф". И таким холодным тоном, что поневоле надуешься и ответишь, как матушка учила: "Доброе утро, Валентин. К вашим услугам, кавалер Придд". Ну и какая тут может быть дружба?
А потом как-то вечером зашёл разговор о предках Робера, о славном Чезаре Марикьяре и его похождениях. И вдруг обнаружилось, что Валентин знает уйму старинных легенд об эориях Гальтары и рыцарях Талигойи. И рассказывает здорово, не так, как Альдо - с жуткими гримасами и завываниями - но всё равно интересно, не оторвёшься. И что у него ни спроси, всегда отвечает обстоятельно, со всеми подробностями, а если не знает - так и скажет, не станет ничего сочинять для виду. И вообще, если бы он побольше улыбался и поменьше умничал, о таком друге можно было бы только мечтать.
Всё было замечательно, только отец почему-то ходил хмурый и невесёлый. То уезжал куда-то с самого утра и возвращался затемно, замёрзший, усталый; то запирался у себя в кабинете с маркизом Эр-При и герцогом Приддом. На детей смотрел рассеянно, за ужином почти не ел - лишь пил вино и молча крошил хлеб. А вчера ни с того ни с сего подозвал Дика и предложил ему сводить друзей на Сосновую гору.
Было отчего и обрадоваться, и растеряться. Дикон любил Надоры, но особенно - Сосновую гору с её хрустальными незамерзающими ключами, с россыпями цветной гальки на восточном склоне, со спрятанной в тайной заимке охотничьей хижиной, где так славно сидеть у очага на постели из оленьих шкур... Он дважды бывал там с отцом и давно мечтал выбраться туда одному. Ну, или с друзьями, но главное - без взрослых, чтобы можно было лазать по камням в своё удовольствие, или кататься с ледяных откосов, или играть в "рыцарей и разбойников", а вечером в хижине болтать и рассказывать страшные истории до самого рассвета. Вот только раньше отец на все просьбы отвечал непреклонно: ты ещё мал, чтобы путешествовать в одиночку, а до Сосновой - полдня пути. А теперь вдруг передумал...
Конечно, отпускать четырёх юных дворян на небольшую прогулку с ночлегом - совсем не то, что отпускать одного маленького мальчика в горы на целых два дня. К тому же Робер почти что взрослый, а что кататься с горки он любит не меньше Дика - так это не считается. Но всё-таки Ричарду было неспокойно. И не шло из мыслей, как улыбался отец, провожая их в путь, - вроде и радостно улыбался, а серые глаза смотрели горько, тревожно. Как будто не на два дня они прощались, а навсегда...
...Разгорячившийся Альдо тем временем размахивал руками, объясняя, что хлебом кладбищенскую лошадь нипочём не выманить, а надо было взять с собой уздечку павшего коня - на что Робер, посмеиваясь, отвечал, что с такой уздечкой можно поймать разве что сап или другую хворь, от которой отправляются на кладбище без всяких там пегих лошадей. А Валентин задумчиво смотрел в огонь, о чём-то размышляя, - и вдруг резко вскинул голову.
- Тс-с-с, - сказал он. - Слышите?
Все замолчали и насторожились. В хижине стало тихо-тихо - лишь потрескивал огонь в очаге да свистел в щели под окном сквозняк. И в этой тишине из-за двери снова донёсся негромкий, но отчётливо узнаваемый звук.
Стук копыт по мёрзлым камням.
- Накликали, - слабым шёпотом проговорил Альдо.
Дик судорожно сглотнул.
- Полагаю, - очень спокойно проговорил Валентин, - это олень. В Надорах ведь водятся олени, Ричард?
- Чушь! - Робер вскочил, и его тень метнулась по низкому потолку. - Что я, лошади от оленя не отличу? Клянусь святым Адрианом, эта тварь подкована добрым железом! И навряд ли без гвоздей!
Он выхватил из очага горящую ветку и, прежде чем друзья успели остановить его, распахнул дверь и шагнул наружу. Альдо, в сердцах помянув Змея, бросился за ним, Дикон с Валентином выбежали следом.
Разумеется, Робер оказался прав - перед хижиной стояла осёдланная лошадь. Завидев огонь, она всхрапнула и топнула копытом. Она была вовсе не пегая, а чёрная, как смоль, без единого белого пятнышка, с длинной шелковистой гривой, широкой грудью и лёгкими точёными ногами. В свете головни её шкура блестела, как смазанная маслом, в тёмных выпуклых глазах отражались золотые искорки.
- Вороной мориск! - благоговейно прошептал Робер. - Чистокровный!
- Какой краса-авец, - Альдо прищёлкнул языком и хотел потрепать коня по шее, но тот по-кошачьи прижал уши и оскалился, норовя цапнуть протянутую руку. - У, зверь дурной!
- Не трогайте его, - предупредил всех Робер, - он нервничает, может и зашибить. Дикон, сзади не подходи!
Дик с сожалением отступил. В Надоре не держали вороных - эта масть считалась несчастливой, но он пообещал себе, что обязательно заведёт такого коня, когда вырастет. Приметы - приметами, а чёрный - один из родовых цветов Повелителей Скал. И пусть уздечка будет красная с золотом...
- Интересно, откуда он здесь взялся? - вслух размышлял Робер. Передав головню Валентину, он принялся шарить по карманам, где вечно таскал то сухари, то мелкие яблоки. - И что случилось с наездником?
- Ясно, что, - проворчал Альдо. - Эта вредная скотина сбросила его и убежала.
- Думаю, нет, - странным голосом сказал Валентин. - Смотрите, здесь кровь на седле.
Он не ошибся. Тёмные блестящие полосы тянулись по луке седла и дальше - по боку лошади, теряясь в гладкой шерсти. Длинные пряди гривы кое-где намокли и слиплись жёсткими иглами.
- Разбойники? - Робер первым нарушил подавленное молчание.
- Не... не знаю... - пробормотал Дикон. По спине прошёл противный холодок. Он, конечно, слышал разные истории о разбойниках, нападающих на одиноких путешественников, но одно дело - слышать, а другое - видеть своими глазами коня с пустым окровавленным седлом и знать, что где-то недалеко, может, в полухорне отсюда, лежит мёртвым его всадник.
Кем он был, хозяин этого вороного чуда? Королевским гонцом? Вряд ли. Гонцы не ездят на морисках и не украшают стремена чеканным серебром. Нет, это был дворянин, причём не из бедных... и не из трусливых, раз оседлал такого строптивца. Дик попытался представить себе его - молодого, смелого, весёлого - и в сердце защемило от жалости к незнакомому человеку. Куда он ехал один, в чужом краю? К другу? А может, к невесте? Кто ждёт и уже не дождётся его возвращения?
Мориск тем временем успокоился и стоял смирно - лишь чутко раздувались ноздри да поблёскивали диким огоньком глаза. Робер наконец отыскал раскрошенный сухарь и поднёс ему на раскрытой ладони, но конь только обнюхал угощение и вздохнул.
- Плохо дело, - Альдо нахмурил светлые брови. - Если где-то рядом поселилась шайка, они могут и до нас добраться. Дикон, а твой отец куда смотрит? Я бы на его месте устроил облаву и перебил эту шваль раз и навсегда!
Дик не знал, что ответить. Чуть ли не впервые в жизни ему стало по-настоящему страшно. Ночь темна, горы - дики и безлюдны, а у них из оружия - только кинжалы да Роберов пистолет. А что если убийцы пойдут по следу убежавшего коня? Мориск - богатая добыча... Что могут четверо мальчишек против целой ватаги головорезов? Святой Алан, защити и сохрани!
- Надо вернуться в замок, - твёрдо сказал Иноходец. - А коня заберём с собой. Кто-то должен знать, кому он принадлежал.
Он уверенно потянулся к уздечке, но мориск вдруг шарахнулся назад. Робер шагнул к нему, нашёптывая что-то ласковое, уговаривая не бояться. Конь позволил ему приблизиться и даже погладить себя по атласному храпу - а потом снова попятился и, отойдя немного, остановился.
- Он как будто хочет, чтобы мы пошли за ним, - неуверенно проговорил Дик.
Валентин кивнул:
- Возможно, его хозяин жив и нуждается в помощи. Тогда естественно, что конь ведёт нас к нему.
- Вздор! - хмыкнул Альдо. - Это же лошадь, а не собака.
- Лошади не глупее собак, - возразил Робер. - А мориски вообще очень понятливые. Дикон прав, он зовёт нас за собой.
- Надо взять верёвку, - сказал Дик. Он с раннего детства выучил, что в горах без верёвки ходить нельзя. Тем более - ночью и по незнакомой тропе.
- И фонарь, - добавил Валентин.
- И кинжалы, - вздохнул Альдо.
***
- Как вы его упустили? Как?!
- А что мы могли сделать? Этот его конь... я бы не поверил, если б сам не увидел, как он прыгнул с моста! Словно на крыльях! Клянусь Создателем, я начинаю понимать морисских шадов, которые отдают любимых жён за чистокровных скакунов...
- Мне нет дела до его коня, Эр-При! Вы что, не понимаете, что на карту поставлены наши жизни?
- Успокойтесь, герцог.
- Это вы мне, Эгмонт?
- Да, вам. Успокойтесь и сядьте. Из замка он вырвался, но мы знаем, что он ранен. Рут клянётся, что попал в него по крайней мере один раз.
- Хотелось бы надеяться, что ему хватит, но Вороны - живучая порода. Помните, в тот раз...
- Помню. Однако здесь не столица, где можно постучаться в соседний дом и попросить помощи. До кэналлийского лагеря ему не доехать - мои люди спустили оползень на Лебединский тракт, как мы и договаривались. Дорога полностью перекрыта.
- Он может спрятаться в горах.
- Среди голых скал, без воды и пищи, в такой холод? Это не спасение, а верная гибель. Юго-западные отроги совершенно необитаемы, на десяток хорн вокруг есть только одно укрытие...
- То, о котором вы говорили?
- Оно самое. Не бойтесь, дети в безопасности. Туда невозможно пробраться, не зная тайной тропы, так что Ворону некуда деться. Если он направится прямо на Лебединку, Флетчер и Лансбери его перехватят; если попытается обогнуть мимо Змеиного ущелья... ночи стоят безлунные, а в той стороне сплошные пропасти и разломы.
- Что ж, да поможет нам Создатель... Но вы уверены, что он не выберется?
- Да. Можете быть довольны... и идите вы к кошкам, Придд.
- Окделл!
- Что - "Окделл"? Что вам нужно от меня? Какую ещё благородную низость я должен совершить из-за того, что я - Окделл?
- Я не потерплю...
- Эры, прошу вас! Сейчас не время ссориться, тем более из-за пустяка. Мы все устали.
- Морис...
- Я понимаю, Эгмонт. Мы и впрямь сделали скверное дело - но ведь это ради Талигойи.
- Да... Ради Талигойи.
***
Когда они выбрались на открытое место, пошёл мелкий сухой снег. Весна пока не торопилась заявлять права на северные владения, и после нескольких дней тепла в Надор вернулись морозы. По счастью, вдоль южного склона Сосновой всю зиму дули ветра, сметая снег в расщелины, так что тропу не завалило; приходилось опасаться только коварных наплывов льда, оставленных недавней оттепелью.
Они шли цепочкой, пустив коня вперёд. Мориск ступал по камням с грацией канатоходца - снабжённые шипами подковы не давали ему скользить. Робер шагал за ним с фонарём, подсвечивая дорогу идущему следом Придду. Дик с мотком верёвки на плече держался поближе к Валентину, готовый поддержать его, если что. В Старой Придде сплошные равнины, и сыну эра Вальтера негде было научиться ходить по горам - не то что Альдо, выросшему в Сакаци у своей бабки, алатской принцессы Матильды.
Эту дорогу Дикон знал - она вела к Змеиному ущелью. Отец несколько раз предупреждал, чтобы они не смели туда ходить. Место и впрямь было нехорошее: длинный извилистый разлом, похожий на след проползшей змеи, рассекал южный склон, и по обе стороны от него поднимались каменные складки-гребни, между которыми притаились глубокие трещины и каверны. Тропинки здесь были неудобные и крутые, и каждую весну талая вода приносила с вершины мелкий щебень, кое-где превращая подъёмы и спуски в предательские осыпи.
Всё это припомнилось Дику, когда они пересекли пустое русло горного ручья и двинулись вдоль края ущелья по каменной полке в три-четыре бье шириной, прижимаясь к отвесной скале справа, - а слева чернел слепой провал, и жалкий свет фонаря тонул в нём, как в пасти Изначальной Твари. Тропа пока была достаточно широка, чтобы даже конь мог пройти спокойно, а уж человеку и подавно не грозило падение - но само присутствие этой молчаливой пустоты на расстоянии нескольких шагов вызывало слабость в коленках. Горы не шутят; будь его воля, он не повёл бы сюда друзей. И ни за что бы не ослушался отца - но ведь и отец не знал, что им придётся спешить на помощь попавшему в беду человеку. А если бы знал, разрешил бы - в этом Дик был уверен.
Впереди тропа неожиданно сужалась, образуя "горлышко", где человек всё ещё мог пройти без труда, а конь - лишь с большой осторожностью, впритирку к скале. Не дойдя нескольких шагов до опасного места, вороной остановился и застыл, как вкопанный.
- Боится? - предположил Альдо.
- Я проберусь вперёд и переведу его под уздцы, - Робер смерил взглядом тропу: конь загораживал её наполовину, оставляя свободной только кромку.
- Ты что? - испугался Дик. - Не смей, сорвёшься!
- Он справится сам, - уверенно сказал Валентин. - Он прошёл здесь один раз, пройдёт и второй.
Так и случилось. Постояв, конь двинулся вперёд и спокойно миновал узкий участок, но на той стороне "горлышка" снова остановился, понурив голову и обметая скалу тщательно расчёсанным хвостом.
- Да чтоб тебя!.. - начал Робер и вдруг осёкся. Присел, повёл фонарём из стороны в сторону, освещая камни у себя под ногами. Потом лёг на живот, лицом к пропасти, и осторожно заглянул через край, вытянув руку с фонарём перед собой.
- Смотрите! - крикнул он.
Все попадали рядом с ним и свесили головы с обрыва. Фонарь покачивался на железном кольце, рассеянного света хватало, чтобы разглядеть уступ, протянувшийся в дюжине бье под краем тропы; за ним каменная стена уходила прямо вниз, и дальше уже ничего не было видно, кроме бездонной темноты. Уступ покрывала густая шапка слежавшегося за зиму снега - и вот там-то, на снегу, тёмным крестом распласталось человеческое тело.
Вороной тихо, жалобно заржал.
- Он живой? - Альдо первым задал вопрос, что вертелся на языке у каждого.
- Здесь невысоко, - с надеждой сказал Дик. - И снег глубокий. Вряд ли он мог разбиться...
- Зато мог замёрзнуть, - хмуро возразил Робер. - В такой кошачий холод - запросто.
- Нет смысла гадать, - Валентин поднялся и отряхнул колени. - Надо спуститься и проверить.
...Мысль о том, чтобы лезть прямо отсюда, пришлось отбросить сразу. На покатой кромке обрыва не было ни одного выступа, чтобы закрепить верёвку. Конечно, Альдо и Робер вместе удержали бы вес Ричарда или Валентина, но втащить взрослого человека на узкий, скользкий карниз, где самим не за что ухватиться, они не смогли бы даже вчетвером.
Уступ, на котором лежал незадачливый хозяин мориска, выдавался из стенки ущелья длинным треугольником, сходя на нет за "горлышком", - там, где тропа опять расширялась, образуя удобную площадку. Чуть дальше между двух камней имелась очень подходящая трещина, куда можно было воткнуть кинжал. Чтобы добраться от того места до ближайшего конца уступа, надо было преодолеть около двадцати бье вниз и наискосок по неровной каменной поверхности, выщербленной ветром и дождями.
Когда Дик сказал, что спустится сам, никто не стал возражать: друзья знали, что он лазает по скалам лучше их всех. Робер, и тот промолчал - но после того, как Дик обвязался верёвкой, Иноходец всё-таки проверил и подёргал каждый узел. Самый хороший кинжал оказался у Валентина - дорогущая морисская сталь с волнистым "шёлковым" узором; ну и богачи всё-таки эти Придды, даже обидно... Чудесный клинок загнали в трещину и для верности вколотили камнем, изрядно попортив золотую филигрань на крестовине. К рукояти привязали конец верёвки, и Альдо, сев рядом, прижал кинжал ногой, а верёвку перебросил через плечо и крепко взял обеими руками.
Дик сбросил толстые заячьи рукавицы, заткнул за пояс взятый у Альдо запасной кинжал и, держась за Робера, соскользнул вниз. Верёвка натянулась. Дик нащупал ногой выбоину в стене и встал на неё, радуясь, что надел новые сапоги с острыми носками. Во что они превратятся после сегодняшнего приключения - об этом лучше было не думать. Альдо ослабил верёвку, Дикон отпустил руку Робера и ухватился за край обрыва. Валентин с фонарём встал чуть поодаль, освещая стену справа от Дика; по причудливым изломам гранита поползли тени, словно сама скала вдруг ожила и зашевелилась, расправляя тяжёлые плечи.
Следующая выбоина нашлась быстро и оказалась ещё глубже первой. С неё Дик смог дотянуться до удобного плоского выступа, на четверть сократившего ему путь вбок. Альдо отпускал верёвку понемногу, не давая большой слабины, так что Ричард то и дело чувствовал её надёжную хватку под мышками. Это была бы детская забава, если бы не мёрзли пальцы, немеющие от прикосновения к ледяным камням. И если бы не чёрная бездна под ногами, куда - хочешь, не хочешь - приходилось смотреть.
На полпути он не выдержал. То ли от холода, то ли от страха задрожали руки, и пришлось остановиться, навалившись всем весом на косо натянутую верёвку. Цепляясь носками сапог за очередную трещину, он прильнул к скале и зажмурился. Камень был опорой, защитой, спасением - но пустота дышала в спину мертвенной стужей, и от неё некуда было спрятаться. Рано или поздно он ослабеет, и тогда...
- Дикон, - встревоженно позвал сверху Робер. - Тебя поднять?
Дик до боли закусил губу. Наверху были друзья, тёплый плащ, твёрдая земля под ногами. Внизу - человек, который нуждался в помощи. Отец, напомнил он себе, отец никогда бы не отступил на полпути. И никогда бы не струсил. Потому что он - Повелитель Скал, а не размазня!
- Нет! - громко ответил он, открывая глаза. - Всё хорошо. Я уже отдохнул!
Думая об отце, он спустился на одну выбоину ниже, и ещё на одну, и ещё... И внезапно обнаружил, что край уступа уже прямо под ним, и до него осталась пара бье, не больше.
- Отпустите верёвку! - крикнул он. - Я прыгну!
Верёвка провисла широкой петлёй. Дик вытянулся на руках, разжал пальцы - и сразу же по колено погрузился в снег. Мягкая белая перина была лишь слегка прихвачена сверху тонкой корочкой наста. Уступ оказался углублением, каменным карманом, куда всю зиму сдувало снег с тропы.
"Может, он всё-таки не разбился?"
Верёвки хватило всего на несколько шагов. Дикон снял с себя обвязку и, вогнав в трещину кинжал Альдо, привязал к нему освободившийся конец. Боком, прижимаясь к скале, он пробрался по узкому месту; дальше уступ расширялся, и можно было идти без опаски.
Чем ближе Дик подходил к упавшему, тем неуютнее ему становилось. Что, если они опоздали и перед ним лежит мертвец? Минуту назад ему казалось, что в целом мире нет ничего страшнее скользких камней под пальцами и жадной пустоты внизу, а теперь он согласился бы дважды повторить рискованный путь по скале - только бы не прикасаться к покойнику. Только бы не заглядывать ему в лицо, не смотреть в пустые застывшие глаза...
Оттягивая неизбежное ещё на минуту, он достал из привешенного к поясу мешочка кремень и огниво, поджёг кусок трута и только потом приблизился к неподвижному телу.
Человек лежал на спине, откинув левую руку и повернув голову вбок. Он выглядел очень молодым - наверное, оттого, что у него не было усов и бороды, как у отца или дяди Мориса. Под размётанными чёрными волосами его обращённое в профиль лицо было совершенно белым, с чёткой, будто угольный росчерк, бровью. Зыбкая тень обрисовывала точёную линию скулы и заострившийся клювом нос. Человек не шевелился и, кажется, не дышал; справа из-под шеи и плеча по подтаявшему снегу растеклась тёмная лужа.
Дик сглотнул, преодолевая комом застывший в горле страх, и, вытащив кинжал, поднёс лезвие к безжизненно разомкнутым губам незнакомца.
И чуть не вскрикнул от радости, когда на гладкой стали проступило туманное, слегка индевеющее на морозе пятно.
Выронив кинжал, он вцепился в куртку черноволосого и попытался тряхнуть его - но тяжёлое тело почти не сдвинулось с места, только голова безвольно мотнулась. Дик снова испугался. Он не знал, как приводить в сознание раненых, но понимал, что ему не дотащить человека до того конца уступа, где осталась верёвка. В одиночку - никак...
- Очнитесь! - взмолился он отчаянным шёпотом. - Очнитесь, ну, пожалуйста!
Ответом был невнятный стон. Незнакомец заворочался в снегу - и вдруг открыл глаза, уставившись прямо на Дика. Глазищи у него были огромные и тёмные, как два колодца; пламя отражалось в них странными лиловыми бликами. Дик вздрогнул.
- Вы живы? - ляпнул он первое, что пришло в голову. И прикусил язык от стыда - более глупого вопроса нельзя было и придумать.
Черноволосый попытался улыбнуться. Получилось плохо: окоченевшие губы не повиновались ему, но Дик угадал в этой слабой гримасе - улыбку.
- А что... - голос незнакомца был чуть громче шёпота, но длинная бровь насмешливо приподнялась, - есть... сомнения?
- Уже нет, - Дикон вдруг почувствовал, что тоже улыбается - до ушей, неудержимо. Живой, всё-таки живой! Они спасли его, прямо как в книжке!
Незнакомец провёл рукой по лицу, смахнул мешающие волосы. Глаза, цвет которых невозможно было разобрать, взглянули на Дика ясно и настороженно. Кажется, раненый только сейчас рассмотрел, кто пришёл ему на выручку.
- Откуда вы взялись, юноша? - окрепшим голосом спросил он. - Упали с неба?
Дик чуть не лопнул от гордости - его ещё никто не называл юношей. Это звучало совсем иначе, чем привычное в устах слуг "молодой господин", и гораздо лучше, чем "малыш" или "сынок". Незнакомый дворянин обращался к нему серьёзно, как к равному, и отвечать надо было подобающим образом.
- Ричард граф Горик, - с достоинством произнёс он, задирая подбородок. - К вашим услугам, сударь.
"Сударь" ответил не сразу. Колеблющийся отсвет огня метался по его лицу, и трудно было понять, что промелькнуло в его взгляде - удивление или недоверие.
- Вы выбрали странное время и место для прогулки, граф.
- Мы с друзьями ночевали в горах и нашли вашего коня, - объяснил Дик, - то есть, это он нас нашёл. А потом показал дорогу к вам. У вас замечательный конь, эр...
- Рубен, - чуть помедлив, отозвался черноволосый. - Рубен рэй Аррохадо. А поразившего вас коня зовут Моро, и он действительно замечательный.
Рэй? Так значит, он из Кэналлоа? А с виду и не скажешь - кожа совсем светлая, никакой смуглоты; разве только волосы слишком длинные... Ну да, кэналлийцы все лохматые и безбородые. Видать, жарко у них там на юге, вот они и бреются.
Дикон в замешательстве смотрел на спасённого. От матушки он знал, что кэналлийцы все как один - безбожники, бандиты и обманщики без Чести и достоинства. Лучше положить за пазуху змею, чем довериться кэналлийцу. Рамиро Алва, ненавистный Рамиро-Предатель, что убил короля Эрнани и открыл Франциску Оллару ворота Кабитэлы, - он ведь тоже был из Кэналлоа. А его потомки по сей день носят титул герцогов кэналлийских - проклятые властители проклятого края...
Но, с другой стороны, отец воевал в Торке вместе с герцогом Алва и, хоть мало о нём рассказывал, но ни разу не назвал Кэналлийского Ворона трусом или изменником. А под Малеттой именно Алва привёл кавалерию на выручку отцу и генералу фок Варзову. Правда, перед этим убил генерала Карлиона - взял и застрелил, как зайца, чтобы тот не мешал ему командовать.
Когда Дику сказали, что Алва приедет в Надор по каким-то военным делам, он сперва испугался. Узнав, что страшный маршал со своими людьми не будет жить у них в замке, а разобьёт лагерь где-то за рекой, - обрадовался. А потом даже немного расстроился. Он вовсе не собирался водить дружбу с кэналлийцами, но посмотреть на них было бы интересно. Они хоть и гады, но зато, говорят, лихие наездники и рубаки. И носят косынки вместо шляп, и кольца без счёта, и даже серьги. И, вообще, они скорее мориски, чем талигойцы, а мориски - это уже что-то чужое, загадочное, опасное и притягательное...
Догорающий трут больно обжёг пальцы; спохватившись, Дикон вытащил второй кусок и запалил от первого. Создатель с ними, с морисками и кэналлийцами. Кем бы ни был Рубен Аррохадо - хоть еретиком, хоть слугой самого Ворона – он, Ричард Окделл, Человек Чести, не откажет ему в помощи.
- Эр Рубен, вы можете встать?
- Сейчас узнаю, - спокойно отозвался Аррохадо. На секунду прикрыл глаза, потом упёрся левой рукой в снег, рванулся и сел. Опустил голову, переводя дыхание. Его правая рука бессильно повисла вдоль тела; при виде рукава, облепленного чёрной кашей из снега и крови, у Дика снова встал комок в горле.
- Вы... сильно ранены?
- Жить буду, - Рубен слегка поморщился и потёр щёки ладонью. Дик заметил, что поморозиться он не успел, да и выглядел на редкость привычным к холоду - для южанина. Это Робер вон дрожит и натягивает меховой плащ, когда лужи ещё не промёрзли до дна.
Аррохадо перевернулся, встал на колени и осторожно поднялся. Глянул через плечо на чёрный зев ущелья и коротко засмеялся:
- В Кэналлоа говорят: кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Видно, моя смерть обитает не на дне пропасти... У вас ведь есть верёвка, юноша?
Дикон махнул рукой.
- Там, на краю уступа. Вы... лучше держитесь за меня, эр Рубен, - добавил он, с сомнением глядя на бледное лицо кэналлийца.
Рубена и впрямь пошатывало, но, опираясь здоровой рукой на плечо Дика, он довольно твёрдо прошёл по узкому карнизу и только в конце, выбившись из сил, снова опустился в снег. Наверное, он потерял много крови, с тревогой подумал Дикон, отвязывая верёвку. Как его поднять? С одной рукой ему самому не забраться, тут и спрашивать нечего.
Слева над краем тропы, указывая направление, мигал жёлтый светлячок - фонарь Валентина.
- Я надену на вас верёвку, - нерешительно сказал Дик. – Мои друзья наверху, они вас вытащат...
- А вы останетесь здесь и совьёте гнездо? – усмехнулся Аррохадо. – Нет уж, обойдёмся без жертв. Моро с вами?
- Да, сударь.
- Хорошо. Обвяжите меня.
Дик осторожно, чтобы не задеть раненую руку, обвязал кэналлийца верёвкой, закрепив хитрым узлом на груди, как учил отец.
- Теперь возьмите мой пояс, - приказал Рубен, - он прочнее.
Дик снял с него пояс – широкий, из чёрной кожи с серебряными бляхами. Тяжёлая пряжка была украшена дивным рисунком: на дымчатом от мороза серебре распластался в прыжке олень, отчеканенный так тонко, что можно было различить каждую веточку рогов. Что делать дальше, Дик догадался сам: он надел пояс на себя и пристегнулся им к верёвке, затянув пряжку потуже.
- Вот так, - удовлетворённо кивнул Аррохадо. Он отодвинулся и лёг в снег, натягивая верёвку своим весом. – Крепче держитесь руками, и всё будет хорошо. Когда окажетесь наверху, прикрепите свой конец верёвки к седлу Моро, и он меня поднимет. Ясно?
Дик просиял и уцепился за верёвку. Без рукавиц пальцы совсем застыли и едва сгибались – ну и пусть! Перебирая руками и ногами, он ящеркой пополз вверх.
***
Всё получилось даже проще, чем они ожидали. Моро спокойно дал набросить петлю на луку седла и, когда Робер взял его под уздцы, - пошёл за ним без всяких капризов, вытягивая верёвку с повисшим на ней человеком. Опасно было только в первый момент, когда Рубен соскользнул с уступа и его понесло в сторону, маятником, а вбитый в скалу кинжал, вокруг которого они пустили верёвку, дрогнул под его весом и начал выползать из трещины. Но Альдо тут же наступил на рукоять, морисская сталь выдержала, а Рубен, несколько раз оттолкнувшись от скалы, остановил раскачивание. Дальше пошло как по маслу: вороной сделал ещё несколько шагов, и из пустоты показалась рука в чёрной перчатке. Кэналлиец уцепился за камни, рывком подтянулся и лёг грудью на кромку обрыва; Альдо и Валентин, подскочив, схватили его за куртку и в два счёта вытащили на тропу.
Он приподнялся и сел, тяжело дыша, с полузакрытыми глазами. Несмотря на холод, по его вискам стекали капли пота - или, может, это снег таял у него на волосах. Когда Дик начал снимать с него верёвку, Рубен поднял голову, и на напряжённом от боли лице снова проступила улыбка:
- Я пожал бы вам руку, юноша, но правую подать не могу, а если подам левую, вы меня, чего доброго, неправильно поймёте.
- Вы не похожи на Леворукого! - запротестовал Дикон, возвращая ему пояс.
- Правда? Многие считают как раз наоборот... - Аррохадо взглянул через плечо Дика на остальных. - Вы представите меня своим друзьям?
- Господа, - с важностью произнёс Дик, - это Рубен Аррохадо, кэналлийский рэй. Эр Рубен, это Альдо...
Он поперхнулся, запоздало вспомнив, что принц Ракан находится в Надоре инкогнито, и человеку из свиты Ворона совсем ни к чему об этом знать.
- Сакаци, барон Сакаци, - быстро сказал Альдо и добавил со смешком: - Простите Ричарда, ему никак не даются алатские фамилии. Позвольте также представить вам Робера, кавалера Эпинэ, и Валентина-Отто, кавалера Придда.
- Кто на вас напал, эр Рубен, и где это было? - деловито спросил Робер.
- Опасаетесь погони? Не стоит, - Аррохадо протянул руку; обрадованный мориск подошёл и ткнулся носом ему в ладонь, точно собака. - Если за мной кто-то и увязался, он давно отстал и повернул назад. Ни одна здешняя лошадь не угонится за Моро.
Валентин мрачно покачал головой, разглядывая окровавленную руку кэналлийца.
- Вас надо перевязать. Боюсь, у нас нет чистых тряпок...
- У меня есть полотно, - Рубен кивком указал на сумку, притороченную к седлу, - но лучше делать это там, где есть горячая вода и побольше света.
- Здесь неподалёку охотничья хижина, - заторопился Дик. - Мы отвезём вас!
Аррохадо весело блеснул зубами.
- Не сомневаюсь в ваших силах, юноша, но пусть меня везёт Моро, это его работа. А вы лучше покажите нам дорогу.
Его взгляд безошибочно выделил Альдо - самого крепкого из четвёрки.
- Вас не затруднит помочь мне подняться в седло? - светским тоном поинтересовался он. И, заметив, как опасливо Альдо покосился на коня, добавил: - Не бойтесь, Моро больше не будет безобразничать.
Альдо вспыхнул, как порох, - с первой искры:
- Я-то не боюсь! Вы сами, смотрите, не упадите... второй раз! - мстительно предупредил он.
- Постараюсь больше не доставлять вам хлопот, - заверил его Аррохадо. - Господин Эпинэ, подержите, пожалуйста, уздечку.
***
Рубен сдержал слово и с коня не свалился, но под конец пути выглядел совершенно измученным, хотя шаг у Моро был вовсе не тряский. Когда они добрались до хижины, кэналлиец с трудом сполз с седла, и Дик заметил, что с рукава у него капает.
- Возьмите сумку, - пробормотал Рубен, тяжело наваливаясь на подставленное плечо Робера, - там всё есть, - И поковылял внутрь, пригнувшись под низкой притолокой.
Валентин, первым прошмыгнув в дверь, уже раздувал угли в очаге и подбрасывал щепки. Альдо бухнул на разгорающийся огонь котелок с водой. Аррохадо опустился на расстеленные шкуры и, взяв у Дикона сумку, неловко распутал завязки. Там и впрямь нашлось всё необходимое, на зависть любому лекарю: и моток чистого полотна, и тонко нащипанная корпия, и серебряная игла с шёлковой нитью, а ещё - оправленный в медь стеклянный флакон с чем-то вроде крупно молотой соли, только не белой, а черноватой.
- Это в воду, - приказал Аррохадо. Теперь он говорил короткими отрывистыми фразами, почти не разжимая побелевших губ, - Руками не трогать. - Он перевёл взгляд на Робера. - Лошадей лечить... доводилось?
Иноходец неуверенно кивнул.
- Пару раз. Если ногу поранит, или, там, спину собьёт...
Кэналлиец усмехнулся уголком рта.
- Значит, справитесь. В общем-то... никакой разницы.
Слегка побледневший Альдо вызвался помогать и мужественно держал корпию и миску с раствором странной соли, пока Робер разрезал задубевший рукав, промывал рану и накладывал повязку. Дик был бы рад не смотреть, что там у них творится, но взгляд словно магнитом тянуло в ту сторону. В книжках он не раз читал про отважных героев, сражённых вражеской пулей, но понятия не имел, как жутко это выглядит на самом деле. И как много крови может вытечь из человека... Полотно промокало чуть ли не быстрее, чем Робер его наматывал, и конца этому не было видно.
Если бы мне так разворотило руку, подумал Дик, я бы, наверное, умер от боли - но ведь Рубен как-то терпит. Закрыл глаза, привалился здоровым плечом к стене, дышит сквозь оскаленные зубы и лишь изредка шипит: "Туже... Ещё туже..."
Страшная рана, наконец, скрылась под повязкой, и на свежих витках полотна перестали проступать красные пятна. Робер закрепил конец бинта; Аррохадо сипло выдохнул и выпрямился. Глянул на оторопевшего Дика и неожиданно подмигнул. Только сейчас Дик разглядел, какие у него глаза - ярко-синие, будто цветы горечавки или небо в начале Осенних Ветров.
- Не переживайте, юноша. Могло быть гораздо хуже. На ладонь выше - и ни один хирург не спас бы мне руку. А если бы попали в спину...
- В спину? - переспросил Дик. Альдо нахмурился, и даже Робер, мывший руки в бадейке, поднял голову.
- Стреляли сзади, из мушкета, - кивнул Аррохадо. - Если б спереди, я бы, пожалуй, увернулся. А так - не успел. Не до конца.
Сзади! Дик задохнулся от возмущения. Мушкет - оружие трусов, но стрелять в спину? Это каким же мерзавцем нужно быть, чтобы решиться на такое?
- Разбойники, - со злостью сказал Альдо. – Подлые убийцы!
- Вряд ли, - донёсся негромкий голос от очага. - Разбойники не стали бы нападать на конного и вооружённого человека, если он только не везёт особо дорогую поклажу. Они, как правило, предпочитают более лёгкую добычу. Что касается мориска, то в Надоре его попросту негде продать. – Валентин положил на угли ещё два поленца и покосился на гостя. – Так кто же хотел вас убить, эр Рубен?
Кэналлиец кивнул.
- Вы правы, господин Придд. Разбойники тут ни при чём, и я сомневаюсь, что они вообще водятся в этом насквозь добродетельном краю, где нравы так же суровы, как здешние зимы. Человек, который напал на меня, охотился не за конём или вещами, а за моей головой.
Он придвинулся к бадье и плеснул воды на предплечье, смывая натёкшую кровь.
- Эта история не делает чести никому из её участников. Я вам обязан, господа, - Аррохадо обвёл взглядом всех четверых, и Дику показалось, что на него кэналлиец смотрел чуть дольше и пристальнее, чем на остальных. - Мне не хотелось бы платить вам за спасение ложью, но бывает правда, которой лучше не знать.
- Но я знаю! - Робер подался вперёд, глаза у него заблестели. - Мои предки родом с Марикьяры, эр Рубен, и в нашей семье ещё помнят, что такое райос... Тот человек - ваш кровник, да?
У Дика по коже побежали мурашки. Кровная месть... Древний и страшный закон отплаты за пролитую кровь родича или господина. В нынешние времена всё изменилось - право карать и миловать принадлежит властителю края, если убийство совершено простолюдином, или королевскому суду, если виновный - дворянин; но у кэналлийцев и марикьяров свои законы... Святой Алан, как это пугающе и заманчиво!
- Что ж, - Аррохадо прищурился; в синих глазах плясали закатные котята. - Вы угадали, один мой дальний родственник погиб от руки надорца. Родственник убийцы живёт здесь неподалёку.
- И вы приехали к нему, чтобы совершить кровную месть? – с замирающим сердцем прошептал Дикон.
Кэналлиец покачал головой.
- Вовсе нет. Я не придаю старым распрям такого значения, чтобы ехать из-за них на другой конец королевства. В Надор меня привёл только долг службы, но раз уж я здесь оказался, грех было не воспользоваться такой возможностью...
- И что? – не выдержал Робер.
- Честное слово, убивать его я не собирался, - голос Рубена был по-прежнему беспечен. - Только поговорить. Но стрелять в спину гостям, даже нежеланным, - это, по меньшей мере, невежливо.
- Это низко, - выдохнул Альдо. От негодования он побледнел сильнее, чем от вида крови.
- И преступно! - взвился Дик. - Рэй Аррохадо, назовите его имя! Мой отец - властитель Надора, он накажет этого негодяя!
- Уймитесь, граф, - Кэналлиец устало провёл ладонью по лицу. - Я ценю ваше любезное предложение, но ваш отец здесь ничем не поможет.
- Долг всякого Человека Чести, - повторил Дик слова отца, - защищать невинных и восстанавливать справедливость.
Глаза Рубена сверкнули злым огоньком:
- Жаль вас разочаровывать, юноша, но в невинные жертвы я никак не гожусь, а так называемая справедливость - всего лишь мираж, в котором всякий видит то, что ему больше нравится. Глупцы следуют за миражом, а подлецы используют его, чтобы обмануть глупцов, но это не делает его более материальным.
Дикон растерялся. Такой сильный и смелый человек, как Рубен Аррохадо, просто не мог не быть благородным и великодушным, потому что отвага и благородство всегда ходят рука об руку. Но почему он вдруг заговорил, как... как те кэналлийцы, которыми пугала его матушка?
- Отец Маттео говорит, что в справедливость не верует тот, кто претерпел много обид, - тихо сказал он. – Это про вас, эр Рубен?
Аррохадо смерил его внимательным взглядом.
- Можно сказать и так. Но, - он снова усмехнулся, - мало кто из моих обидчиков прожил достаточно долго, чтобы позлорадствовать на этот счёт. Так что не беспокойтесь, в заступничестве я не нуждаюсь. А что касается негостеприимного господина с мушкетом, то... как говорят мориски, "это дело между ним и мной".
- Но как же... - снова начал Дик, но тут Альдо сильно дёрнул его за рукав.
- Надо коня поставить, - небрежным тоном сказал он. - Дикон, поможешь? - и, не дожидаясь ответа, потянул его к двери.
- Я с вами, - поднялся Робер. - С вашего позволения, эр Рубен, он ко мне вроде привык. Валентин?
Младший Придд качнул головой.
- Я займусь ужином. Нам всем нужно поесть и выпить горячего.
Дик не успел ничего сказать – Альдо схватил его за руку и вытащил за дверь, в морозную темноту. Моро стоял за углом, где стенка хижины прикрывала его от ветра. Робер взял его под уздцы и повёл в маленькую пристройку – осенью, в охотничью пору, там сушили шкуры, а в остальное время держали сети, упряжь и сено для лошадей. Дик сунулся было следом, но Альдо удержал его.
- Дикон, ты с ума сошёл? - зашипел он.
- А что? – не понял Дик.
Альдо закатил глаза.
- Ну ты совсем... младенец. Кто к вам на смотр резервных полков приехал?
- Герцог Алва... из Кэналлоа...
- А этот Аррохадо - он кто?
- Кэналлиец. Из свиты Алвы, наверное.
- Всё ещё не дошло? - Альдо сочувственно покачал головой. - А как ты думаешь, твоему отцу сойдёт с рук, что кто-то из его людей напал на дворянина из свиты самого Ворона? Думаешь, Алва это проглотит?
Дикон похолодел. Кто покушается на жизнь вассала, тот оскорбляет сюзерена. У Рубена счёты с каким-то надорцем, но за его рану герцог Алва спросит с отца!
- Алва водит дружбу с кардиналом, это все знают, - неумолимо продолжал Альдо. - А кардинал спит и видит, как бы сжить нас со свету. А тут такая возможность: покушение на кэналлийского рэя! Чихнуть не успеешь, как Надор будет полон королевских солдат!
- Создатель Милосердный! – вырвалось у Дика.
Только не это! Только не сейчас, когда в отцовском замке находятся Альдо Ракан, наследник талигойского трона, и Люди Чести, которые поклялись ему в верности!
- Теперь понял? – Альдо смотрел на него с осуждением. - Через твою жажду справедливости мы можем все угодить в тюрьму за "измену королю и Отечеству".
- Я не хотел... – прошептал Дик. – Я... не подумал...
- Оно и видно, - бросил незаметно подошедший Робер. - Наше счастье, что Рубен хочет лично поквитаться с врагом. Кэналлийцы такие дела решают сами, так что жаловаться герцогу он не побежит, можешь быть уверен.
- И мы языками трепать не станем, - твёрдо сказал Альдо. – Слышишь, Дикон? Никому ни полслова, даже родным, - это я тебе приказываю, как твой будущий король! И тебе тоже, Робер! А то обмолвишься при братьях... с кем Арсену свадьбу играть - не забыл ещё?
- Не забыл, - буркнул Робер. – Не проболтаюсь, слово даю.
- А Валентин? - ревниво спросил Дикон. – К нему это не относится?
- Валентин - сам себе хитрец, - хмыкнул Альдо, - Не сомневайся, он всё понял раньше нас и будет молчать, как рыба. Или даже как спрут.
У Дика защипало в носу от обиды. Опять все оказались умнее его - будто недостаточно того, что он самый младший и должен их слушаться. Как по скалам лазать, так "Дикон, пожалуйста", а как доходит до всяких взрослых секретов... Рубен всё-таки прав, в мире нет справедливости!
- Хватит дуться, идём, - Робер отряхнул руки от сенной трухи и приоткрыл дверь.
Изнутри донёсся спокойный голос кэналлийца:
-...мы его называем "закатным камнем". На самом деле он не так уж страшен, только голыми руками его лучше не брать - оставляет пятна на коже. Зато выжигает заразу лучше всякой касеры.
Мальчишки по одному шмыгнули в уютное дымное тепло. Валентин, сидя у очага, вертел в руках флакон из-под чёрной соли. Он быстро взглянул на вошедших и отвернулся. Аррохадо, как ни в чём не бывало, продолжал:
- Я узнал о нём от одного лекаря и с тех пор держу это снадобье под рукой. С такими вещами лучше не шутить: я не раз видел, как молодые здоровые солдаты отправлялись в могилу из-за пустяковой раны, если дать ей воспалиться. Впрочем, на войне пустяков не бывает... Итак, молодые люди, какое же решение принял тайный совет?
Дик ощутил, как щёки заливает предательская краска. Не зная, куда деть глаза, он беспомощно оглянулся на друзей. Альдо покраснел до самых ушей, Робер угрюмо смотрел в пол.
- Извините, - выдавил Дикон.
- За что? - удивился Рубен. – Между Кэналлоа и Надором давно уже нет дружбы, а Люди Чести терпеть не могут нашего герцога, так что у вас нет причин доверять мне. И уж тем более я не священник, чтобы откровенничать в моём присутствии. Я бы удалился, чтобы не мешать вам совещаться, но, по правде говоря, здорово устал.
Альдо решительно выступил вперёд.
- Эр Рубен, если вам угодно не предавать огласке это... происшествие, то мы, в свою очередь, обещаем сохранить всё в тайне. Вы можете положиться на нас.
Дик и Робер кивнули. Валентин немного помешкал, но тоже наклонил голову.
- Это всё, чего я хочу, - заверил их Рубен. – Вы и так много сделали для меня и Моро, а с остальным мы справимся сами.
Напряжение схлынуло. Дик улыбнулся - и словно камень свалился у него с души. Ну и что, что Кэналлоа с Надором уже четыреста лет, как на ножах? Это вовсе не значит, что сын надорского властителя не может почтить своей дружбой одного храброго и достойного кэналлийского дворянина. Правда, матушка нипочём не разрешит пригласить Рубена к ним в замок... и не отпустит Дика в лагерь маршала Алвы. Но когда Ричард Окделл вырастет, он обязательно поедет в Кэналлоа и нанесёт визит рэю Аррохадо. И посмотрит на море, о котором столько раз читал в книгах. Оно где-то там, на дальнем западе, куда уходит солнце по вечерам; жаль, что Надор лежит так далеко от побережья, что даже с верхушки самой высокой башни моря не разглядеть...
- Готово, - Валентин размешал ложкой подогретый сидр в котелке. Он успел нарезать хлеб и мясо, разложив то и другое на низком, чисто выскобленном столе. Никаких разносолов они с собой не брали, так что еда была довольно простой: ржаной хлеб, окорок, головка твёрдого надорского сыра, горшочек паштета, пироги с рыбой и с курятиной, а на десерт - овсяные лепёшки и яблоки. Только сейчас Дик понял, как умаялся и проголодался.
Наскоро ополоснув руки, они набросились на поздний ужин. Рубену, судя по его виду, есть не хотелось совсем, но он всё-таки сжевал ломоть хлеба, немного мяса и яблоко – без аппетита, но с упорством человека, знающего, что ему надо восстановить силы, - и выпил две кружки горячего и сладкого грушевого сидра.
- Всё, - зевнул Робер, проглотив последний кусочек пирога. - Давайте-ка спать.
Возражений не было - у всех давно слипались глаза. Рубену, как гостю, отвели тёплое место у очага, сложив постель из нескольких шкур; остальные разместились у стены, побросав куртки поближе к огню и завернувшись в одеяла. Лишь Валентин задержался у стола, складывая еду обратно в мешок.
Покончив с этим делом, он подбросил в очаг дров и сел рядом, вполглаза наблюдая за друзьями. Усталость сморила их в считанные минуты. Дик самозабвенно сопел, свернувшись калачиком, Робер слегка всхрапывал - ну, точно, Иноходец. Альдо сперва ворочался с боку на бок, потом угомонился. В хижине воцарилась мирная сонная тишина.
Валентин наклонился к изголовью раненого. Тот лежал с закрытыми глазами, но спал он или нет - сказать было трудно. Его дыхание оставалось неровным, веки беспокойно трепетали. Один раз он что-то пробормотал по-кэналлийски - то ли бредил, то ли ругался от боли.
- Соберано... - шёпотом позвал Валентин.
Короткий прерывистый вздох - и только.
- Соберано, - чуть громче повторил мальчик.
На этот раз Рубен открыл глаза.
- Кто-то пришёл? - хрипло спросил он.
- Нет.
- Правда? А мне показалось, вы с кем-то разговаривали.
Наступило молчание. Чуть трещали, рассыпаясь, угли в очаге. Двое неотрывно смотрели друг на друга, словно играя в "кто кого переглядит" - но это была не игра, и взгляд Аррохадо становился всё строже и холоднее.
- Карты на стол, господин Придд, - Голос кэналлийца был жёстким. - Вы уже слишком много сказали, чтобы теперь отмалчиваться.
далее
@темы:
Робер Эпинэ,
Ричард Окделл,
Валентин Придд,
Альдо Ракан,
ОЭ,
фанфики,
Рокэ Алва